Самая горячая точка на линии фронта в Украине — город Бахмут Донецкой области, за который уже несколько месяцев идут ожесточенные бои. » Republic» опубликовали интересное интервью с Дмитрием Дурневым, журналистом, который путешествовал по Донбассу, чтобы написать серию репортажей. Он пишет для русскоязычного издания «Спектр». Фарида Курбангалеева расспросила его о том, что происходит на передовой, куда бросают российских мобилизованных. Интервью дает представление о боях вокруг Бахмута и о войне в Украине в целом. Ниже приводится отрывок из статьи.
— Российские мобилизованные и зеки сильно повлияли на ход боевых действий?
— Российская армия устраивает бессистемные штурмы — это сотни трупов мобилизованных бойцов «Вагнера» с зон. Их бросают, они гибнут, бросают следующих. Они действуют примитивно, выставляют очень короткие команды — буквально показывают точку впереди, в которую они должны зайти, и они идут туда. И какие-то группы уничтожаются, какие-то доходят, закрепляются. Я не знаю, можно ли такую тактику назвать эффективной, поскольку там мобилизованные гибнут и ложатся слоями, хотя и добиваются успехов по отжиму отдельных улиц.
То есть идет война, абсолютно напоминающая Верден. Но только в Вердене гибли в диких количествах обе стороны, а здесь потери российской армии во многие разы выше, чем в украинской, за счет тактики, когда пускаются вперед, как говорят русские, «части, не чувствительные к потерям».
— Их реально используют как минное и пушечное мясо?
— Их используют, как мясо, но они не идут на мины, они идут под артиллерийские обстрелы. И видно, что их никто не учил. В городских боях надо двигаться малыми группами вдоль стен — это аксиома. А они идут большими по центру улицы, и если слышат взрыв, становятся на одно колено и смотрят, куда стрелять. Жмутся друг к другу, по ним прилетают снаряды, они гибнут. За ними идет следующая группа — в надежде на то, что по ним не прилетит.
Я разговаривал с Борисом Пелехом,«Камчаткой» (военнослужащий ВСУ. — Republic). Он искренне удивляется, говорит, что эти люди необучаемы по поводу самосохранения. Вас привозят [на передовую] и вы слышите впереди взрыв — значит, там смерть. У вас телефоны в руках, вы можете открыть геолокацию и понять, где вы находитесь, прикинуть, сколько километров до взрывов впереди. Вы видите чьи-то руки, ноги, кишки — все говорит о том, что туда идти не надо. Но все равно идут и идут по центру, и гибнут под снарядами. Это тоже совершенно удивительная реальность, как и атомизация, отсутствие эмпатии у российского общества.
Тут Путин всех удивил и Россия всех удивила. Я никогда не верил в войну, потому что не верил, что Россия способна на мобилизацию. А без тотальной мобилизации никаких успехов в войне с Украиной она не могла достичь в принципе. Всякому, кто был погружен в войну на Донбассе, это было понятно, но Путин, оказывается, этого не подозревал.
Я разговаривал с друзьями-социологами, они мне говорили, что Россия — это все-таки европейская страна и там на большей части территории у женщин по одному сыну. Сын, дочка — и все. И состояние женщин крайне тревожное из-за агрессивного фона и того, что говорят в телевизоре. Они чувствуют войну. Говорили, что население России призыв, мобилизацию не воспримет, это будет самоубийство. Это, конечно, самоубийство и есть, но не мгновенное. Сотни тысяч людей забрали, погнали, и большая часть безропотно погибает.
— То, что мобилизация не стала триггером для протестов, не заставило вас обновить свое мнение о российском обществе?
— Понимаете, я все время говорил, что ДНР — это будущее России. Это регион, где испытывались практики для всего российского общества. И там семь лет выдавливалось все свободное, активное и не украинское даже, а просто экономически свободное, что не приемлет диктата, самостоятельное. То, что в состоянии подняться и уехать. И оставшихся можно было толпами ловить, поднимать со смен на гора с шахт и загонять в мобилизацию.
Все понимали, что мобилизованные не обучены, что это люди с низким моральным состоянием и они не улучшат части. Из них формировали отдельные полки, давали им номера и бросали под Мариуполь. И они так же безропотно гибли в марте-апреле — сколько похорон там было (речь о мобилизованных из «ДНР» и «ЛНР». — Republic). Это показывает, что с людьми, которые согласились жить под российской властью, можно делать все что угодно. До определенного предела, наверное. Но мы до сих пор его еще не знаем.
— Аналитики Института изучения войны говорили, что после вывода войск из Херсона Россия усилила наступательные операции в Донецкой области, потому что именно туда перебросили наиболее боеспособные, элитные части. Их присутствие на донецком направлении ощущается?
— Нет у России элитных войск. Больше нет. Вся российская армия — это огромный фейк. Лучшее из того, что у нее есть — это воздушно-десантные части, у которых должна быть облегченная техника, чтобы десантироваться, пока не подойдут мощно вооруженные основные части. Но почему-то они совершенно не используются по назначению.
У них на вооружении стоит распиаренная БМП-3, которая стóит гораздо дороже предыдущих боевых машин пехоты, имеет 100-мм пушку, спаренную с еще одной 30-мм пушкой. Но, как выясняется, у нее «бумажное» бронирование, алюминиевое. И за этим алюминиевым бронированием сидит экипаж и десант на укладке из 100-мм снарядов. То есть любое попадание чего бы то ни было приводит к дичайшему разрыву всего этого сооружения.
Почему оно такое? Потому что его надо сбрасывать с парашюта, оно должно быть легким. Вы слышали хоть про один десант на этой войне? Их нет и не было, и никто не планирует это делать, даже в голову не приходит. Мы знаем, что российский десант долетал на вертолетах в Гостомель, но он не предполагал высадку бронетехники. Немного бронетехники подвезли ИЛ-76, но в основном она пришла из Беларуси.
Эта элита была очень сильно прорежена в первые месяцы вторжения. И что сейчас с этой элитой, какими людьми она пополнялась все эти месяцы, мы не знаем. Конечно, российская армия сейчас набирается какого-то опыта, пытается воевать, но это опыт Второй мировой войны. Она старается не использовать танки, чтобы они не горели, использовать побольше артиллерии, чтобы выжечь все впереди себя. И использовать пехоту в больших количествах, чтобы показать, что российская армия не чувствительна ни к каким потерям. Но победить на поле боя она не в состоянии. Все, что из нее пытаются выжать — это привести к изнурению Украины, чтобы она пошла на какие-то договоренности и согласилась хотя бы что-то отдать, чтобы Путину можно было сказать, что он кого-то победил.
— Как, по вашим ощущениям, россияне возьмут Бахмут?
— Понимаете, украинская армия — она по большому счету действует и мыслит европейскими нормами. Нет сакральных точек, за которые могли бы положить бригаду-другую. Поэтому нельзя сказать, что Бахмут — это какой-то Сталинград, за которые все будут убиваться. Нет, там будут убивать русских. Пока их потери сильно превышают потери украинской армии. И если надо будет чуть отступить и окружить их — отступят и окружат. Потому что на кону в этой войне не Бахмут. На кону — независимость Украины и украинского народа, существование которого отрицает Путин и люди, которые по его приказу пишут новые учебники по истории России. Вот за это и идет война.»
Что Вы думаете? Все это ужасно. Здесь российская армия символизирует отрицание всего, чего достиг современный мир — рациональности, технологии и уважения к индивидуальной жизни. Это неудивительно, ведь их идеолог открыто заявляет «разом перейти от Модерна к Традиции«.
Результат очевиден. Вопрос не в том, если, а в том, когда. Динозавр погибнет, при этом огромное количество людей будет страдать.