Языковая миграция от русского языка, которая происходила на протяжении десятилетий, приобрела новую остроту после войны — Андрей Курков
Языковой ландшафт быстро меняется в Украине после российского вторжения. Следующий текст взят из статьи, опубликованной на сайте «New Stateman» Андреем Курковым, известным украинским писателем
КИЕВ — Владимир Рафеенко — один из многих русскоязычных авторов в Украине, жизнь которых изменили российские танки.
До 2014 года Рафеенко жил в Донецке, в регионе Донбасс на востоке Украины. Его работы публиковались в основном в России, где он получил три престижные литературные премии. Он не говорил на украинском языке, но тогда было легко жить в Донецке без него.
Однако, когда весной 2014 года началась война на Донбассе, он и его жена оставили свои две квартиры и работу в Донецке и переехали на запад. Там Андрей Бондарь, украиноязычный писатель и переводчик, поселил их на своей даче под Бучей. Так Рафиенко стал жителем Киевской области. Он выучил украинский язык и даже начал писать на украинском. Его первый роман на новом языке, «Монденгрин», требовал серьезного редактирования, и снова Бондарь пришел на помощь. После выхода романа в 2019 году Рафеенко пообещал писать свои будущие романы как на русском, так и на украинском языках, чередуя эти два языка. Однако 31 мая, пережив месяц российской оккупации Бучи, он публично отрекся от русского языка и заявил, что никогда больше не напишет ни одного текста на русском языке — и даже никогда больше не будет говорить по-русски. «Я не хочу иметь ничего общего с этим языком», — сказал он в интервью украинскому телевидению.
Во время моего детства в 1960-х годах Киев был почти полностью русскоязычным. В большинстве школ преподавание также велось на русском языке. Если кто-то на улице говорил по-украински, люди думали, что он из деревни, или какой-то странный интеллигент, или, может быть, даже украинский националист. Когда я рос, я читал книги на русском языке, и половина моих любимых писателей принадлежала к русской литературе: Андрей Платонов, Даниил Хармс, Борис Пильняк, Максим Горький. Русскоязычный украинский писатель Николай Гоголь был и остается одним из моих любимых авторов. В то время владение украинским языком как родным рассматривалось многими как помеха. Политика советского государства была направлена на то, чтобы не дать украинскому языку преодолеть представление о том, что он является крестьянским языком.
Языковая миграция с русского на украинский приобрела новую актуальность после 24 февраля, но началась она в начале 1990-х годов, в первые годы независимости Украины. В то время известная писательница Ирен Раздобудько переехала из Донецка в Киев и начала работать на украинском языке. Она уже знала язык, поэтому переход был для нее не таким сложным. Кроме того, в то время Россия еще не начала «защищать» русский язык и русскоговорящих в Украине. Книги на русском языке продавались лучше, чем книги на украинском. Глянцевые журналы и газеты публиковали рецензии в основном на русскоязычные книги (которые в основном издавались в России). Фактически, в то время, вероятно, до 80 процентов книг в любом книжном магазине были написаны на русском языке. Будущее украинской литературы было определенно неопределенным.
Поэтому жест Раздобудько был символическим. Будучи этнической украинкой, она хотела поддержать украиноязычную литературу, которая только начинала возрождаться. Вслед за ней на украинский язык перешел и популярный автор детективных романов Андрей Кокотюха, выросший в центральной Полтавской области — на родине Николая Гоголя. Как и решение Раздобудько, решение Кокотюхи было сознательным шагом, направленным на поддержку развития массовой украиноязычной литературы.
Постепенно тенденция набирала обороты, но происходило это тихо, без комментариев в прессе и еще меньшей реакции со стороны читателей и общественности в целом. Для большинства молодых, начинающих писателей вопрос о том, какой язык выбрать, больше не стоял — они сразу начинали писать на украинском. Это движение было поддержано диаспоральными фондами в Канаде и США, которые давали гранты издательствам, выпускавшим книги на украинском языке. Тем не менее, с экономической точки зрения, издание книг на украинском языке оставалось невыгодным в течение первых десяти-пятнадцати лет независимости.
В те годы многие интеллектуалы и критики полагали, что авторы, продолжавшие писать на русском языке, ориентировались на российский книжный рынок и, следовательно, не считались украинскими писателями. В то время многие считали меня одним из таких «не украинских» писателей. В конце 1990-х годов мои романы пользовались большим успехом в России, чем в Украине, и я даже получал просьбы от российских издательств о том, чтобы мои книги были написаны в России, а не в Украине. Я игнорировал эти просьбы.
Вскоре появилось много двуязычных авторов, которые писали и публиковали книги как на русском, так и на украинском языках. Часто русскоязычные писатели держали свои украинские книги в руках как доказательство своей верности украинской культуре. Примеры таких жестов можно найти в работах одесских поэтов Бориса Херсонского и Ольги Ильницкой, которая делила свое время между Одессой и Москвой (сейчас она в Москве, пишет и мечтает об Одессе).
Но русскоязычные читатели в Украине никогда не испытывали особого уважения к русскоязычной литературе, которая производилась на местном уровне. Они предпочитали «настоящую» русскую литературу, которая выходила из Москвы или Санкт-Петербурга. Если украинский автор издавался в России, это было знаком качества — знаком одобрения «хранителя русской литературы», которым считала себя Россия. Тем не менее, к русскоязычным авторам из-за рубежа в России обычно относились с некоторой долей неуважения, даже их издатели. Такие проекты часто рассматривались как акт гуманитарной помощи, а не как подтверждение таланта автора. Писатели придерживались априорного мнения, что русскоязычный автор, который хочет добиться успеха и признания, должен переехать в Россию.
(Продолжение в части-2)